Надежда Тальконы [СИ] - Евгения Витальевна Корешкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Еще дополнительная забота хозяйке, — успела подумать она, приподнимая ступни на носочки, и тут же услышала, что Кадав, судя по всему с кем-то говоривший по инфокому, возмущенно и почти испуганно воскликнул:
— Да вы что! Я же серьезно! Какие шутки? Вы что, совсем не понимаете? Действительно, код 02.
Надежда, ступая на носочках, чтобы меньше наследить, вышла в прихожую.
Кадав, донельзя растерянный, сжимал в руке микрофон старенького, даже без экрана, инфокома. Бернет, не зная, чем ему помочь, бестолково топтался рядом.
— В чем дело?
— Да вот… пожаловался Кадав, — я пытался вызвать по 02 коду патруль для наружной охраны, а начальник местной полиции даже и слушать меня не хочет. Грозится арестовать за хулиганские шуточки.
Надежда сама взяла микрофон.
— С вами говорит Рэлла Тальконы. Пригласите, пожалуйста, к инфокому вашего заместителя.
После нескольких секунд тишины в настенном динамике послышался шорох бумаги, затем кто-то нервно икнул.
— З-заместитель н-начальника полиции Стекольного Истек Ларки слушает.
— Надеюсь, хоть вы знаете, в каких случаях называется код 02?
— Да, Рэлла Тальконы.
— Тогда выполняйте заявку. И вашего бывшего начальника тоже включите в состав патруля рядовым охранником. Адрес, я надеюсь, еще раз вам повторять не нужно? — и отключила инфоком.
Кадав готов был от стыда провалиться на месте.
Надежда разулась, забралась в кресло с ногами и съежилась. Ее начинало знобить. Кадав заметил. Принес одеяло и укутал свою Праки.
— Патруль прибыл. — Тихо сказал он. — На улице все еще льет. Вы отдохните пока, Рэлла Надежда. А мы с Альгидой быстренько съездим в магазин за продуктами. Вам уже пора обедать. Мы купим что-нибудь перекусить. Вы не беспокойтесь, Бернет останется с Вами, а дверь я запру. И поставлю наружную охрану в подъезде.
Надежда приподняла голову:
— А с чего ты взял, что я беспокоюсь? Я просто замерзла.
— Мы быстро!
Мать Кадава тихо побрякивала посудой за занавеской. И слышно было, как снаружи яростно громыхает гроза. Надежда постепенно согрелась и, кажется, все-таки задремала.
Проснулась она от тихого перешептывания Кадава и Альгиды.
Служанка расстроилась:
— Мы разбудили Вас, Праки, простите…
Альгида с кастрюлькой теплой воды в руках и синей металлической кружкой, повешенной на большой палец, повела Надежду мыть руки. Вход в санблок — маленькую темноватую комнатку: и душ, и туалет и умывальник вместе, был с кухни. И здесь та же неистребимая чернота на стенах, толстые проржавевшие трубы от потолка до пола, тошнотворный запах плесени и канализации. Надежда непроизвольно отметила, что вода в кастрюльке, явно отсвечивающая голубизной, не иначе покупная, как и только что раскупоренный флакон пенки для рук и новейшее полотенце.
Стол, накрытый белоснежной, еще хранящей складки и запах упаковки, скатертью, сервировался по всем правилам дворцового этикета и только для нее одной. Надежда, естественно, возмутилась и потребовала поставить приборы на всех.
— Мы же не на дипломатическом приеме, в конце концов! Посторонних тут нет.
Остальная посуда и приборы оказались отнюдь не из сервиза, страшными и разнокалиберными.
Телохранители принялись за еду без лишних уговоров.
Мать Кадава сесть за стол отказалась категорически. И Альгида все еще суетилась, подавая на стол. Вот она с радостной улыбкой поставила перед Надеждой нарезку сочной копченой рыбы.
— Вот, Рэлла Надежда, Вы такую любите! Представляете, здесь, в такой глуши!.. У нас, ее и то почти месяц не было…
Рыбу Надежда, действительно, любила и поэтому сама не ожидала, что лишь от вида предложенного блюда ей станет плохо. А уж когда ее ноздрей достиг аромат копчености, она стремительно вылетела из-за стола, зажимая ладонью рот.
Она стояла на коленях на мокром выщербленном кафеле. Желудок был пуст, но ее упорно выворачивало наизнанку до резких спазмов, до желчи.
Альгида у нее за спиной чуть не плакала, не зная, что делать.
— Уйди отсюда! — рыкнула на нее Надежда, — и выброси эту гадость!
Альгида, всхлипнув, выскочила вон.
При одном только воспоминании о рыбе Надежду вновь скрутило. И когда, наконец, желудок успокоился, она еще долго стояла, горстями плеща в лицо желтую, резко пахнущую дезинфекцией воду из-под крана и все не могла заставить себя выйти из санблока. Ей было стыдно. И она ругала сама себя:
— Барышня кисейная! Не размокла бы, наверное, если бы пришлось доехать до люфтера! Причинила людям столько неудобств! Подумаешь, Кадав дома давно не был. Дала бы, в конце концов, парню отпуск на пару дней. Не убили бы и без него. Тем более сейчас, после всех событий в храме… Посланница! Что-то чуть не на уровне местной живой святой, в самом неприглядном виде в вонючем санблоке, и хоть бы причина веская была… Докатилась, допрыгалась, милочка! Совсем избаловалась! Все! Завтра же с утра тренировки по полной джанерской программе, и пусть Аллант не обижается! Нельзя же так позволить себе расслабиться! А то, видите ли, то запах резкий, то рыба…
При одном воспоминании о рыбе желудок опять рванулся, было, к горлу. — И как теперь выйти? Позорище!
Когда она, чуть только не сдирая кожу, вытерла рот полотенцем, и, наконец, пересилив себя, медленно вышла в комнату, лица у всех присутствующих были настолько счастливыми, что она в первый момент опешила. — С чего бы это они?
Не то, что есть, даже глядеть на стол она не могла себя заставить. И, бессильно махнув рукой, мол, ешьте сами, побрела в прихожую.
Кадав перехватил ее и, осторожно придерживая за плечи, как тяжелобольную, направил в спальню, где, быстрым жестом, выгнав сестренку, усадил на кровать (больше некуда). Сам присел на корточки у ее ног, смотрел снизу вверх сияющими глазами и улыбался.
— Смешно, да? — чуть не плача, всерьез обиделась Надежда. — Я сама ничего не пойму. Вроде бы и отравиться нечем было… И вы все так сразу и обрадовались! Есть над чем посмеяться… Ну, что, довольны, да?
— Рэлла Надежда, никто не смеялся над Вами.
— А я слепая, значит!
— Рэлла Надежда, — голос Кадава был ласковым, умоляющим. — Мы просто обрадовались…
— Тому, как я опозорилась перед всеми!? — оборвала телохранителя Надежда.
— Ну, нет же! Мама сказала, что так бывает, — Кадав слегка замялся, — у молодых замужних женщин. Когда они ребеночка ждут.
— Какого еще ребеночка?
— Вашего, конечно. Вы уж простите, не мне бы, конечно, объяснять. Но мама Вас стесняется. Она при Вас двух слов не свяжет, наверное. — И попросил, почти умоляя: — Вам бы доктору показаться…
— Какому еще доктору?
— Ну… женскому, конечно.
До Надежды
